Вместе с тем, едва ли какая-либо культура в истории человечества была
полностью и совершенно интегральной; преобладание одной формы не исключает
влияния и других форм.
Настоящий кризис нашей культуры и общества, считал Сорокин, заключается в
разрушении преобладающей чувственной системы евро-американской культуры.
Будучи доминирующей, чувственная культура наложила свой отпечаток на все
элементы западного общества и сделала их преимущественно чувственными. Но
теперь эти элементы разрушаются, так как разрушается чувственная их
основа. Кризис этот носит всеобщий характер и является более глубоким, чем
когда-либо. Мы живем, считал Сорокин, в один из поворотных моментов
истории, когда "одна форма культуры и общества (чувственная) исчезает, а
другая форма лишь появляется". Кризис этот отмечен необычайным взрывом
войн, революций, анархии и кровопролития; моральным, экономическим и
социальным хаосом, возрождением жестокости, разрушением больших и малых
ценностей человечества, нищетой и страданием миллионов.
Но настоящий кризис не есть предсмертная агония западной культуры и
общества. Сорокин считал, что нет никакого закона, согласно которому
каждая культура проходила бы стадии детства, зрелости и смерти, что это не
более чем аналогия, составленная из неопределенных терминов. Поэтому
нельзя думать, что западная культура находится в предсмертной агонии.
За разрушением чувственной формы последует новая интеграция: как замена
одного образа жизни на другой не приводит человека к смерти, так и смена
фундаментальной формы культуры не смертельна для человечества. Ведь ни
одна форма культуры не обладает неисчерпаемыми ресурсами, они всегда
ограничены. Когда созидательные силы исчерпаны, общество и культура либо
становятся мертвыми и несозидательными, либо обретают новую форму,
открывающую новые возможности. Все великие культуры подвергались таким
изменениям. Полное разрушение нашей культуры и общества невозможно, как
предсказывали О. Шпенглер и его сторонники, потому что общая сумма
социальных и культурных феноменов Запада никогда не была интегрирована в
одну унифицированную систему. Очевидно, то, что никогда не было соединено,
не может быть и разъединено. Таковы вкратце идеи П.А. Сорокина
относительно всемирной истории.
В заключение отметим, что рассмотрение всемирной истории в категориях
культуры и цивилизации позволяет обозреть историю как бы в развернутом
пространстве и познать ее в целостности ее интегральных форм. Такой подход
ориентирует нас на исследование процессов в сфере культуры - самой тонкой
и деликатной области бытия, не поддающейся всецело жестким логическим
описаниям.
В ряде публикаций высказана идея о необходимости при описании истории
сочетать стадийный и цивилизационно-культурологический подходы. Однако,
думается, едва ли это возможно сделать практически, ибо сами исходные
принципы у них противоположны. Выход из положения (преодоление
односторонности) видимо возможен на пути принципиально иных,
нетрадиционных подходов. рассмотрим один из них.
3. Нетрадиционное видение мировой истории.
М. Хайдеггер, К. Ясперс
М. Хайдеггер (1889-1976), немецкий философ, оказавший сильное влияние на
философскую мысль ХХ ст., в своем, ставшем всемирно известном труде "Бытие
и время" (1925) подверг критическому осмыслению традиционную "метафизику
истории". В качестве ее глубокого порока он назвал присущее ей жесткое
противопоставление духа и природы, субъекта и объекта, что, по его мнению,
приводит к неспособности осмыслить их онтологическое единство. В итоге мир
распадается на противоположности, между которыми устанавливаются
искусственные логико-гносеологические связи.
Философия Хайдеггера знаменует собой попытку прорыва в недоступную для
категориального метафизического мышления сферу бытия, поэтому она, по его
замечанию, представляет собой "новый способ вопрошания". Искусственный
язык метафизики, по Хайдеггеру, не приспособлен для выражения
исторического характера бытия; его назначение - описание всеобщих
устойчивых связей явлений. Преодоление метафизики возможно лишь на пути к
естественному языку, к тому первобытному логосу, который и позволяет
видеть смысл бытия.
Очевидно, что традиционная метафизика истории ориентирована на
практическое отношение человека к миру, на вещные условия его
существования; ее интерпретации зачастую используются как некие основы
политических теорий как идеологии, которые служат разобщению общества на
классы и другие общественные группы и, в конечном итоге, оборачиваются
против народов и личности. Проекции таких теорий и подходов на человека
дают "вульгарное понимание истории". Что же касается самой "метафизической
истории", то она по существу является не чем иным, как миром абстракций,
существующих лишь в воображении философа.
Хайдеггера же интересует действительный исторический мир, тот мир, который
входит в структуру человеческого существования. Надо отметить, что в
данном случае речь идет не просто о метафизике истории, а о философии
экзистенциальной истории, в которой бытие человека является основой
содержания. Такое бытие Хайдеггер называет "бытие-в-мире" (заметим прием,
свойственный философу: в написании слов через дефис передавать мысль о
связи и единстве составляющих его частей).
