Проблема смерти может рассматриваться и через диалектику индивидуального и общего, проявляющуюся в типах поведения человека в процессе перехода к смерти и в возможных перспективах существования после смерти. В культурах Востока, в частности, в буддизме смерть понимается как возвращение к истокам бытия, как слияние индивидуального сознания с великой пустотой, как освобождение от страданий, порождаемых иллюзорными потребностями мнимого "Я".

В европейской философии А. Шопенгауэр, признавая влияние на свои взгляды восточной философии, также отрицает посмертное существование личности. Человек, обладающий индивидуальным сознанием, есть то, чему не следовало быть, он есть порождение воли и после смерти сливается с ней, прорывая цепь бессмысленных страданий.

Бельгийский писатель М. Метерлинк подвергает сомнению потустороннее существование с сохранением индивидуального сознания. Чем "Я" будет сильнее, тем больше будет его обособленность и тем больше будет его желание приобщиться к тому, что вне его. И поэтому, вместо блаженного слияния с абсолютом, получится вечная борьба между существованием и стремлением."Отказ от перспектив сохранения личностного сознания в посмертном существовании подчеркивает абсурдность земных страданий человека, Бесконечность ничто, если она не блаженство, а если Вселенная несчастна, значит, она безумна"- провозглашает Метерлинк.

Однако в западноевропейской культуре существует философская традиция, идущая от Августина, к философии Б. Паскаля, С. Кьеркегора и далее, к экзистенциализму, рассматривать страдания человека как ценности, необходимые для выражения эмоциональной полноты бытия, прихода к высшему смыслу, понимаемому как соединение с Богом при сохранении сознания "Я". Страдание у Б. Паскаля необходимо как шаг на пути к смерти, выступает как результат культивирования состояния тревоги, тоски, способствующих высокому трагедийному накалу души. Бесчувствие к смерти, побуждающее устранять из сознания любой намек на скорбь и страдание, понижает нравственный тонус самой жизни.

С.Кьеркегор определил жизнь как бытие к смерти. Поэтому страдание - это проявление истинного отношения к жизни. И все же страдание, переходящее в отчаяние, понимаемое как осознание духом несамодостаточности своего бытия, может быть снято в надежде на единение с Богом за границами земного существования. И Паскаль и Кьеркегор, признавая страдания атрибутом земной жизни, все же допускают возможность избавления от него через милосердие Бога.

По-иному раскрывается тема страдания в русской религиозной философии. В творчестве Л. Н. Толстого богатство личности проявляется на пути к смерти через обращение к другому, и путь этот сопровождается страданиями. Страх смерти преодолевается через любовь, побеждающую эгоизм.

Л. Карсавин в "Поэме о смерти" утверждает всеобщий характер страдания, которым пронизана и жизнь и смерть, и посмертное бытие. Философ говорит не только о страдании индивидуального "Я", но и о сострадании, ощущении всего мира кок страдающего тела, следуя тем самым принципу соборности русской религиозной философской мысли. Смерть по Карсавину не есть конец жизни, не есть переход к блаженству, а есть начало бесконечного страдания, и "Я" должно переживать вечное свое умирание в бесконечном умирании мира, Философ оставляет надежду избавиться от страдания даже в обращении к Богу, так как и Бог есть страдание. Л. Карсавин провозглашает страдание причастием мира и отвергает рационалистический оптимизм, признающий отсутствие страдания как благо. Вытеснение смерти из спектра ценностей современной западной культуры предполагает негативное отношение к страданию, порождает попытки изжить его из жизни и максимально облегчить переход к смерти, и этим объясняется возрастающее количество сторонников не только пассивной, но и активной эвтаназии.

Положительное решение вопроса о проведении активной эвтаназии оставляет самодетерминацию индивидуального сознания на формальном уровне, закрепляет его односторонность, ибо лишает возможности через взаимодействие с сознанием другого человека, общности наиболее полно выразить себя на этапе завершения жизненного пути. С другой стороны, общество, беря из себя ответственность за прерывание жизненного процесса в случае проведения эвтаназии, по существу, обрывает духовно наполненную связь между индивидуальным и общим, сводит ее к прагматической функции и обесценивает тем самым надежду на возможную полноту личного бессмертия.