Приведенный материал до некоторой степени позволяет охватить многомерное поле возможных значений слова Dasein, его, как говорят нынче, виртуальную семантику. Обыденный язык, поэзия и - что особо важно для нас - философия пробудили в нем, связали с ним мощные, разноречивые и противоречивые смысловые тяги. Прежде всего - два существенно разных семантических поля: одно связано с существительным, образованным от глагола со значением присутствовать, прибыть, настать; другое - с переводом латинского existentia, обремененного всеми схоластическими отголосками. Dasein-существование (почти синонимически близкое к die Existenz) в свою очередь имеет очень широкий семантический диапазон: оно может означать простое наличное бытие вещи, бытие Бога или существование-жизнь (das Leben) человека (бытиё)...

Это последнее, - поначалу в самом деле ведущее для Хайдеггера значение - само отличается многозначительным расхождением смысловых интенций. В частности: смысл предельной индивидуации, индивидуации лирически, интимно проникновенной (моё бытий, всё моё бытиё , моё единственно-одинокое бытиё, даже особое я-бытиё возраста: детства, юности..) неприметно сливается со смыслом бытия, эпически, как судьба, вершащегося с человеком, с людьми ('unseres Dasein', 'чаша бытия', 'хлад бытия', 'что ты пытаешь бытие?'), с народами, даже со всей Европой (в историческом бытии которой, по Хайдеггеру, изживается судьба метафизического забвения бытия); смысл бытия как целостного, единственного события жизни - всегда моей - сплетается со смыслом бытия как общечеловеческого жизненного поприща, взятого в его типичных чертах и возможностях (можно говорить, например, о 'Dasein повседневности, обыденности'), как положения человека в мире (или в мирах?); оно - бытиё - подразумевает некую несказуемость, смысловую неисчерпаемость, тайну, молчание, и вместе с тем глухое переживание жизни складывается в осмысленное бытие как поэма, в слове, обращенном к другому как со-участнику, со-общнику, со-ответчику в деле о бытии...

Когда Хайдеггер говорит о Dasein еще не тематически, он обнаруживает в речи эту обыденную многосмысленность. Возьмем для примера его лекции о платоновском 'Софисте', читанные им в Марбурге зимним семестром 1924/25 гг. Вот несколько фраз, содержащих разные смыслы слова Dasein, которое мы оставим без перевода.

'В 'Софисте' Платон рассматривает человеческое Dasein в одной из его наиболее крайних возможностей, а именно в философской экзистенции'. 'Сначала сущее берется совершенно неопределенно, а именно как сущее мира, в котором существует Dasein, и как сущее самого Daseins. Это сущее раскрыто сначала лишь в некотором известном окружении. Человек живет в своем окружающем мире, который разомкнут лишь в известных границах. Из этой естественной ориентации в своем мире вырастает для него нечто такое, как наука, которая есть некая разработка существующего (daseiende) мира и собственного Dasein в определенных аспектах.' Dasein здесь, хотя и определяется дополнительно как человеческое, но и без этого определения именует, кажется, исключительно человеческое бытие (о котором можно, например, сказать также и 'повседневное Dasein', см. S.16.). Но вот, без каких-либо дальнейших уточнений Хайдеггер может сказать: 'Прозрачность греческой философии обретена, стало быть, не в так называемой ясности греческого Dasein, как если бы она была дарована грекам во сне'. Классицистский оборот, который, видимо, подразумевает тут Хайдеггер, предполагал бы на месте Dasein что-нибудь, вроде 'духа' или 'мироощущения'. (Нынче сказали бы 'ментальность'). Субъектом этого Dasein оказывается уже не просто человек, но некая историческая общность. Речь идет об особом опыте бытия, свойственном народу или эпохе.

Хайдеггер интерпретирует в этих лекциях Аристотеля и Платона. Какие же из греческих понятий он передает словом Dasein? Поначалу Хайдеггер долго занимается разбором тех глав 6-й книги 'Никомаховой этики', где Аристотель рассматривает способы 'истинствования' (alhqeuein), свойственные человеческой душе (yuc). Хайдеггер переводит начало 3-й главы, где Аристотель перечисляет эти способы истинствования души, так: 'Итак, пусть тех способов, которыми человеческое Dasein (h yuc) раскрывает сущее в утверждении и отрицании, будет пять...' Хайдеггер переводит здесь словом Dasein то греческое слово - псюхе, - которое обычно переводится и понимается как душа. Впрочем, немного ниже Хайдеггер изменяет акцент. 'Душа (die Seele), - формулирует, например, Хайдеггер платоновско-аристотелевское понимание истинствования, - бытие (das Sein) человека, строго говоря, есть, следовательно, то, что пребывает в истине'. Душа, то есть бытие человека... Чуть далее Хайдеггер поясняет: 'Незакрытость уделяется вещи не поскольку она есть, а поскольку она встречается, поскольку она есть предмет некоего обихода. Поэтому бытие несокрытости есть специфическое проявление des Daseins, которое имеет свое бытие в душе...' Иными словами душа понимается здесь уже не просто как Dasein человека, но как бытие этого 'бытия', бытийное средоточие, благодаря которому, в котором человеческое бытиё так или иначе встречается с открывающимся ему бытием сущего.