Что же касается Джемса, то Рассел считает, "что ни Афинянин (Сократ), ни даже Платон, не понимали, что такое благая жизнь так хорошо, как это понимал Уильям Джемс".



Прагматист Джемс видел задачу философии в "озарении перспектив мира", чтобы помочь людям четче обозначить жизненные ориентиры, "преисполнить их сердца мужеством" перед лицом трудностей и, убедив их в том, что "там, где есть Божество, траге-дия носит только временный и частичный характер", дать надежду на лучшую участь. Дьюи считал, что философия вправе формулировать социальную политику. Во многом отталкиваясь от про-тестантского миропонимания и мироощущения, прагматизм пытался нащупать пути сокращения количества зла в мире, в обществе и в индивидуальной жизни. Как пишет Генри Левинсон, "классические прагматисты искали пути освобождения от сокрушающего и горько-го. Смотря в лицо трагедии, они ставили перед собой цель найти способ залечить раны, восстановить разрушенное, осушить слезы...". Подчеркивая конечность и бессилие человечества, находя последнюю опору и гарантию в Боге, они стремились к дос-тижению людьми индивидуального счастья и социального благополу-чия.


Обращаясь к Ройсу, Сантаяна находил его выразителем немец-кого идеализма и романтизма, считая его философию еще менее подходящей к реальностям американской жизни. Сантаяна говорил: "Хотя он (Ройс) и родился в Калифорнии, он так и не привык к ее солнцу". Ройс основывался на традиции кальвинизма: "благочестие, по его мнению, заключалось в вере в божественное провидение и справедливость и в подчеркивании наиболее страшных истин о человеческой греховности и зловещей святости Бога".


Ройс поражал Сантаяну тем, что он находил в заблуждении основу для своих аргументов в пользу истины и абсолюта. Сража-ясь со своим собственным спасением от конечности, от заблужде-ний и греха, Ройс не был удовлетворен существованием истины, фактов во всех их взаимоотношениях - того, к чему стандартно апеллировали знание и вера. Он хотел обладать истиной, всей истиной обо всем "если не в собственном уме, то в родственном ду-хе, с которым он мог бы себя отождествить".


С одной стороны, Ройс разделял гегелевскую философию исто-рии, где люди рассматриваются исполнителями ролей, приписанных им Абсолютом. С другой стороны, Ройс, по сути своей, был мора-листом в то время, как американский морализм несовместим с ге-гелевским абсолютизмом и идеализмом. Сантаяна замечает: "Самым глубоким в нем (Ройсе) как в человеке была совесть, твердое признание долга и демократического американского духа служения".


Одновременно с художественным вырисовыванием портретов Джемса и Ройса, Сантаяна использовал их учения в качестве конт-растного фона для изложения их взглядов.